С.Т.Аксаков родился 20-го сентября (1-го октября) 1791 года в Уфе. Отец его служил прокурором, мать принадлежала к чиновничьей аристократии. После смерти отца в 1837 году купил под Москвой имение Абрамцево, где и прожил до последних своих дней. В наиболее значительных своих произведениях - "Семейной хронике" и "Детских годах Багрова-внука", Аксаков подробно рассказывает о полном драматизма переселении семейства своего дедушки из родового поместья в Симбирской губернии на новые плодородные башкирские земли. Он повествует о своём детстве, прошедшем на лоне сельской природы, страстную любовь к которой Аксаков сохранил на всю жизнь. Эта любовь во многом сформировалась под влиянием отца и дядьки, крепостного Ефрема, которого все звали просто по отчеству - Евсеич. Евсеич занимает в жизни Аксакова такое же место, какое в жизни Пушкина занимала Арина Родионовна. Его образ стал одним из самых светлых в произведениях писателя. Исследователь творчества Аксакова, С.Машинский, в своей монографии отмечал:"...Евсеич, выписанный крупно и пластично, - одна из немалых удач Аксакова-художника. Евсеич - тихий, душевный человек, восторженно влюблённый в природу... В нём много от пушкинского Савельича, но он более поэтичен и откровенен".

Последняя встреча Аксакова с Евсеичем имеет прямое отношение к инзенскому краю, так как состоялась в поместье брата писателя Николая Тимофеевича - Репьёвке, где доживал свой век старый слуга. Вот как пишет об этом Сергей Тимофеевич Аксаков в "Семейной хронике": "Лет пятнадцать тому назад (в 1840г.) я видел его уже слепого, доживавшего последние годы в Пензенской губернии у моего брата. Мне случилось погостить там целый летний месяц. Каждый день рано поутру приходил я удить в проточном пруде на речке Какорме при впадении её в прекрасную реку Инзу; на самом берегу пруда стояла изба, в которой жил Евсеич. Каждый день, подходя к пруду, видел я этого седого как лунь старика, стоявшего, прислонясь к углу своей избы, прямо против восходящего солнца; костлявыми пальцами обеих рук опирался он на длинную палку, прижав её к своей груди и устремив слепые глаза навстречу солнечным лучам. Он не видел света, но чувствовал теплоту его, столь приятную в свежести утреннего воздуха, и грустно-радостно было выражение его лица. Слух его был так чуток, что он издали узнавал мою походку, и весело, как старый рыбак приветствует молодого, приветствовал меня, хотя мне самому было уже пятьдесят лет: "А, это ты соколик! (Так привык он звать меня в молодости) Пора! Дай бог клёва на рыбу!" "Года через два он скончался на руках дочери и жены, которая пережила его несколькими годами".